Просторная зала ослепительно блестела благодаря люстрам и канделябрам. Но Михаил полагал, что истинный «блеск» помещению придавали собравшиеся здесь дамы. Шуршание платьев, неспешные и ненавязчивые разговоры, скромные улыбки. Вот что было истинным украшением вечера.

Время перевалило за восемь часов вечера, и всё только-только должно было начаться. Пока хозяин вечера не открыл его танцем, знакомые могли перекинуться парой-тройкой новостей, а незнакомые — познакомиться. Михаил прибыл на бал в вицмундире, кюлотах, белых перчатках и чёрных ботинках. И присоединился к вечеру он, как и некоторые другие его сослуживцы в Семёновском полку, в качестве человека на то обязанного. Свой отпечаток это тоже, несомненно, накладывало. Как обычно, надлежало помнить о том, что вечер этот не входил в разряд тех, когда позволительно было предаваться забавам. Бестужева-Рюмина особенно стеснял этот пункт, как и всё, что, могло ограничивать его умение находить везде и во всём веселье. Но в то же время служба была службой, и, как ни парадоксально, помня о том, что он находился при исполнении обязанностей, Михаил умудрялся держать себя в руках. Правда, зная себя, Михаил мог поспорить, что в первый же попавшийся свободный момент окажется в буфете с компанией прохладительного напитка. Маленькую радость себе позволить точно можно было.

В стороне он увидал знакомую барышню, к которой однажды направил своё письмо. Написано оно было на французском, ведь иначе на текст невозможно было бы взглянуть от того количества ошибок, что в нём находилось бы.
Как и полагается незамужним барышням, ответа девушка, естественно, не написала. А в следующую встречу с Михаилом, на одном из балов, пару раз танцевала с ним же. Однако в последующие разы пути их разошлись, когда стало известно, что барышня принимала ухаживания от другого кавалера, а потом и вовсе вышла замуж. Впрочем, у Михаила, что греха таить, серьёзных намерений изначально не было, потому и особых переживаний после — тоже.

В тот момент, когда оркестр заиграл полонез, Михаил вместе со всеми присоединился к танцу. Поинтересовавшись у стоявшей неподалёку дамы её разрешения, первоначально он вышел именно с ней. Барышня учтиво улыбнулась и поклонилась, разрешая взять её в спутницы на первый тур танца.

Вновь зашуршали платья и защёлкали каблуки собравшихся здесь ботинок и туфель. После определённых элементов и движений, когда настала пора меняться, Бестужев оказался в паре с барышней, на лицо которой поглядел несколько секунд, вспоминая. Смутно знакомые, но приятные черты, обладательницу которых он не мог назвать. Когда голову его пронзила по-настоящему радостная мысль о том, кто же находился перед ним, он улыбнулся.

— Элен, — обратился к ней на французский лад Михаил. — Не узнал вас. Вы прекрасно выглядите. Я, конечно, о том, что вы и раньше выглядели прекрасно, но сегодня… вы меня извините, путаюсь в русском, — сославшись на плохое знание языка, Михаил захотел прикусить себе язык. Несмотря на то, что он довольно легко находил, что сказать дамам, неожиданная встреча с сестрой Сергея подействовала самым странным образом. И вот уже Бестужев-Рюмин начинал болтать ерунду. В чём было дело, он себе отчёта не отдавал. — Je suis ravi de vous voir*, — наконец, поправился он всё с той же честной улыбкой. Елена и впрямь похорошела за то время, что они не виделись. Знакомство их вышло хорошим — Михаил это точно запомнил. Было место и деликатным шуткам, и улыбкам, и общему хорошему настроению. Воспоминания возродились в мыслях, и Михаил заметно повеселел. Ему, может, и стоило на этом закончить, но полонез не зря прозвали «ходячим разговором». Ловя такую возможность, Бестужев позволил себе продолжить беседу с барышней, спросив. — Как ваши дела? Есть ли какие-либо новости?

Действительно, с наступлением танца преображалась зала, наполнялась энергией и жизнью. Михаил, большую часть времени чувствовавший себя именно так, как чувствовали себя все собравшиеся здесь гости — живо и легко — оттого-то и любил балы. Всё приходило к балансу с внешней стороны и внутренней. И пускай даже приходилось себя всё-таки несколько ограничивать, чтобы не показаться невежливым и излишне весёлым, глубоко в душе Бестужев был искренне рад и тому, что было.

Возможно, с другой стороны, ему и не стоило излишне радоваться, излишне долго проводить время за другими мыслями, которые не касались тех идей, что обсуждал Михаил в окружении остальных участников «Союза». Каждое такое отклонение от основного курса могло, в итоге, привести к неудаче. Но, во-первых, в этот вечер Михаил оказался на балу по прямому приказу, прочитанному полку, в котором он как раз и служил. А во-вторых, он был уверен в успехе тех обсуждаемых уже больше года мыслей, что в определённый момент должны были стать действиями. Порой ему казалось, что его сослуживцы, один за другим, последуют за участниками их общества. Ничуть не сомневавшийся в правильности собственной деятельности, Михаил был уверен, что и остальные, рано или поздно, поймут истину и присоединятся.

Именно поэтому сейчас было позволительно себе отвлечься. Музыка, танец и знакомая барышня, встреча с которой оказалась для Бестужева приятной неожиданностью.

— Благодарю вас, — ответил он на слова, едва заметно кивнув так, чтобы это движение не выбивалось из общей картины танца. Этими словами, сказанными уже без той нотки растерянности, которая проникла в речь незваной гостьей, Михаил наконец закрепил в своём голосе спокойствие. Он излучал уверенность и вёл девушку в танце, подумав на мгновение, что не хотел бы чересчур скорого окончания полонеза.

— Всё спокойно. Недавно назначили нового командира лейб-гвардии. Шварц, Фёдор Ефимович. Хотя я уверен, что брат вам мог написать и об этом, да и к тому же, не хочу смущать вас неинтересными разговорами, — произнёс он, вовремя решив сменить тему. Елена, вероятнее всего, не горела особым желанием слушать о службе, о которой в любом случае могла поинтересоваться у Сергея. Основной задачей Михаила же сейчас являлось по возможности развлекать барышню более интересующими её темами.

Продолжалось шествие, продолжались и некоторые фигуры танца. Бестужев вёл их с Еленой лёгкий и абсолютно ненавязчивый разговор. В один момент он заметил среди стоявших поодаль дам ещё одну, чьё, пусть и менее запомнившееся, но всё же знакомое лицо вновь возродило воспоминания о знакомстве с семьёй Муравьёвых-Апостолов. При виде той дамы в памяти возник и весьма курьёзный эпизод.

Буквально скользнув по княгине взглядом, Михаил, не смея отвлекаться от Елены, продолжил:

— Как поживает ваша маман? — он выдержал паузу в пару мгновений и снова спросил. Бестужев коротко улыбнулся извиняющейся улыбкой, но спросил осторожно и вполне серьёзно. — Надеюсь, та ваза всё-таки не являлась особенно дорогой для неё?

Михаил вёл барышню в танце и не без интереса слушал её голос и то, о чём она говорила. Но даже будучи ведущим в паре, то есть принимавшим решение, какое движение они сделают в следующую секунду, он приятно удивился тому, как подействовали на него слова Елены. Она словно прикоснулась к нему прохладной ладонью, мягко заставила поубавить пыл, хотя на самом деле Бестужев ещё не успел воспламениться. Речь шла лишь о новом командире лейб-гвардии, но, за короткий срок успев понять, что ничем хорошим новая фигура их полку не светит, Михаил успел немного поволноваться. Пока ещё всё было спокойно, и лейб-гвардейцу хотелось надеяться, что ему только показалось, и Шварц не настолько жесток, как о нём говорят. Может, всё будет только к лучшему? Может, всё это чья-то наглая ложь?

Так или иначе, Элен одним только своим мягким голосом сумела прекратить поток мыслей Бестужева на эту тему. «Остальное всего лишь суета» — слова, с которыми трудно было не согласиться. Михаилу захотелось благодарно улыбнуться, хотя и так радостное выражение почти не сползало с его лица. Был ли в этом виноват танец и свободное время этим вечером, которое проходило в роскошной зале, или всё-таки сама Элен?

— Радостно это слышать, — очень тихо рассмеялся Михаил, всё-таки не желая мешать установившейся в зале атмосфере. Даже если оркестр и играл достаточно громко, а смех мог потонуть в музыке и чужих звуках, Бестужев помнил о своём первоочередном задании вести себя, как на службе. Не зря здесь были его однополчане, не зря на это мероприятия гвардейцев пригласили не как жителей Петербурга, а прежде всего солдат. Блестела золотая канитель на воротнике и эполетах мундиров во всём зале, в том числе и на самом Михаиле, напоминая о том, кто они.

Но уж когда залилась смехом Элен, когда после слов Бестужева склонилась над ухом и упомянула вазы ещё раз, он тоже рассмеялся уже громче. Наверняка барышню после такого мог ждать лёгкий или не очень упрёк со стороны матери. В свою очередь Михаилу оставалось только надеяться, что никому из однополчан, старших по званию, до него нынче дела не было. Он всё-таки развлекался, отдыхал и постепенно забывал обо всём прочем, что сейчас не играло никакой роли.

— После такого я не могу не стать гостем в вашем доме снова, Элен. Думаю, я вновь составлю компанию Сергею, если он тоже решит нанести визит домой. И, разумеется, спасибо за вазы, — успокоившись, продолжал он. Девушка слегка покраснела, но выглядела она от этого ещё более очаровательно.

Словив себя на таких мыслях, Бестужев уже не сомневался, что обязательно сегодня попробует получить ещё один танец от Элен. Полонез медленно, но верно приближался к концу, а значит, наставало время для коротенького перерыва. Как и полагается, Михаил спросил:

— Куда вас отвести после танца, Елена? — на первый вопрос с большей вероятностью он ожидал услышать ответ, что ему требуется довести её до матери. Скорее всего, так оно бы и было, не иначе. Но следующее имело большее значение. — Если вдруг вы не будете против, я бы составил вам компанию на этот момент, — конечно, у барышни могли иметься и другие планы. Кто знает, вдруг она хотела встретиться с кавалером, с которым пришла, или ей предстоял разговор с кем-то из знакомых? Михаил был готов принять и вежливый отказ.

Обсуждение новостей, разговоры о театре, и всё это приправлено также горстью городских сплетней — обычные обсуждения на балу. Зная себя, Михаил мог много говорить и едва ли не заводить разговоры о таких волнующих его вещах, как, например, дела в Союзе, о которых не стоило так легко распространяться. Благо хоть пока он был трезв, ещё не всё было потеряно и придержать язык за зубами ему удавалось.

Порой Михаил не без восхищения смотрел на своих более старших товарищей. Взять хотя бы того же Сергея Муравьёва-Апостола. Он прошёл через войну, он видел куда больше, чем только мог себе представить Бестужев. Для него же служба началась и проходила в полку в пределах одного и того же города и состояла из учений, а не реальных действий.

Но он мечтал об этом. Мечтал с того самого момента, когда начал изучать науки вместе с преподавателями, приезжавшими к нему в родительский дом. Пусть родители и готовили для сына совсем иной путь, препятствовать они не стали, и, пожалуй, правильно сделали. Даже не имея за плечами настоящих военных походов и участия в войнах, Михаил редко когда уставал от службы в моральном плане. А если и случалось такое, Бестужев умел вовремя переключаться. Идеи Союза вдохновляли его день за днём, а приятные светские вечера вроде сегодняшнего становились ещё одним замечательным дополнением.

— Непременно, Элен. Благодарю вас, — Михаил был уверен, что его не придётся долго ждать. Останется только дождаться самого Сергея, чтобы невзначай составить ему компанию и ещё раз оказаться в доме Муравьёвых, чтобы пообщаться с девушкой. И, конечно же, с остальными, чтобы не так сильно бросалось в глаза откровенное желание Бестужева проводить время с Элен. В конце концов, границы он всё-таки знал и пока ему не стоило делать лишние шаги, которые привлекли бы ненужное внимание.

Что же касается шагов танцевальных — их пора было прекращать. Музыка близилась к завершению, оповещая залу о скором перерыве. Михаил ожидал услышать от девушки всё, что угодно (почему-то в этот момент в нём проснулась неожиданная доля пессимизма, что Элен поблагодарит за танец и сообщит о том, что её ждет кавалер), но не то, что она, в итоге, прошептала.

Одно это предложение и подобная близость девушки подействовали на Бестужева лучшим образом, заставив снова улыбнуться. Не лучшим, правда, для её матери, которая вряд ли обрадовалась бы следующему шагу. Но слово девушки в данном случае являлось для гвардейца практически законом, нарушить который было недопустимо.

— Спасибо вам за танец и за согласие составить мне компанию, — чуть склонив голову в вежливом жесте, Михаил проводил девушку к краю залы, где небольшими группами уже выстраивались гости. Чрезмерно давать себе волю Бестужев всё-таки не стал, прекрасно понимая, чем это может кончиться не только для княжны, но и даже для него самого. Нельзя было забывать о банальном этикете, поэтому он продолжил беседу, когда остановился и повернулся к Муравьёвой. — Сообщите мне, когда вас нужно будет отвести к кому-то, если танец не начнётся раньше того, — он не уточнял, но, наверное, было и так ясно, о ком шла речь. Тем более, Михаил уважал эту женщину, мать семейства Муравьёвых. Михаилу довелось быть знакомым как минимум с двумя благовоспитанными людьми. И где-то в самой глубине души гвардеец верил, что, даже несмотря на порядок и правила, которые они с Еленой слегка нарушили, она не будет гневаться. Вдобавок, в данное время девушка точно была в надёжных руках и далеко не в плохой компании (так, по крайней мере, думал сам Михаил). А вот про танец он сказал, скорее всего, неспроста. Этикет гласил, что не стоило быть чересчур жадным до одной дамы, поэтому после первого танца, видимо, пришлось бы сделать перерыв в танце с другой барышней. А пока же можно было насладиться разговором. — Но если вдруг буря снова нагрянет, — вспоминая недавние слова девушки, заговорил Бестужев вновь, — милости прошу в имение моих родителей. Оно, правда, даже не под Петербургом, а в девятистах верстах отсюда, но зато какая красота — пруд, лесопарк, — смотря на девушку с улыбкой, говорил он дальше, стараясь разрядить обстановку и поддержать установившуюся атмосферу веселья. — И никаких посторонних мыслей, Элен, а только отдых и... природа, — тихо усмехнувшись, закончил Бестужев свою речь.

Бестужев не знал, почему раньше внимания на Элен не обращал. Не мог отдать себе в этом конкретного отчёта. Знал, что во время знакомства она сразу ему приглянулась. Ну как же? Не могла не приглянуться. Изящная, большеглазая, с очаровательной улыбкой и приятным голосом. Встреть он её раньше где-нибудь на балу или любом другом светском вечере, непременно обратил бы куда больше внимания, чем то, что досталось девушке в первую встречу.

Тогда мысли Михаила занимало общение со старшим товарищем Сергеем, начало их обсуждений ситуации в Империи. Тогда Муравьёв-Апостол только-только начинал становиться для Бестужева кем-то вроде старшего брата, на которого хотелось равняться. Потом последовал и визит в его дом, где гвардейца ещё больше удивила (но однозначно приятно) большая и дружная семья Муравьёвых-Апостолов. На секунду-другую Михаил даже подумал о том, что был бы рад иметь такую же. Напротив же, его отношениям с отцом можно было удивляться лишь неприятно, и юный Бестужев младший был рад наконец вырваться из-под родительской опеки в Петербург.

Он довольно быстро, как ему казалось, влился в атмосферу, царившую в доме Муравьёвых. Гвардейцу неплохо удавалось становиться частью компаний. По крайней мере, сам он довольно скоро начинал себя чувствовать абсолютно своим в окружении некоторых людей. Много разговаривал, делился яркими мыслями, искренне произносил тосты и шутил, смеялся. Немудрено, что за спиной кто-то мог шептаться о том, насколько Михаил был всё-таки недалёк. Именно такой образ представал перед теми, кто едва-едва знал Бестужева. Сам он этим голову не забивал, не считал даже нужным фокусироваться на чужом мнении. Да и в тот вечер, когда оказался в доме Муравьёвых, опять много обращал взглядов и ушей на себя, тянул словесную вереницу историй и потому самому было тогда не до сестры Сергея. Хорошо ему было. Хо-ро-шо.

Но сейчас, как ни странно, всё боялся сболтнуть глупость несусветную. Только поздно уже было — болтал ведь полным ходом. И про вазы что-то, и про бури какие-то. Но смеялся. Смеялся совершенно открыто и смотрел девушке, которую минутами ранее кружил в танце, в глаза. Светло-карие.

Мог поспорить Михаил, что и Елена поддерживала его настроение. Доказательством тому являлись и её улыбки, и её смех. Однако, как и всегда, в приличном обществе что мужчине, что особенно женщине было отнюдь не позволено громко разговаривать и всячески привлекать к себе вниманием эмоциями, даже если сдержать их было далеко не просто.

Но вот случилось то, чего Михаил не мог ожидать, — княжна застала его врасплох своими словами о компании во время перерыва. Не хотела уходить к кому-то? Бестужев едва заметно приподнял брови, внимательно поглядев на девушку, и промолчал, на удивление, не сумев найти, что сказать. Только улыбнуться снова захотелось. Умело же она его подловила.

— Тогда поедем сразу после бала, — с беззлобной усмешкой произнёс гвардеец, но добавил уже секундой позднее, чтобы чересчур не смущать девушку своим разговором, который готов был упасть в неприятную пошлость. — Или завтра, или послезавтра. Может, в следующем месяце. Когда вам будет угодно, Элен. Я тоже буду рад вас видеть в нашем имении. Вас и вашего брата, — последнее тоже было сказано в угоду вежливости, хотя и честность тоже присутствовала. Михаил был бы рад видеть своего друга в гостях, но и отдельно Элен — тоже. И если первый вариант был вполне допустим и даже наверняка оказался бы поддержанным родителями, то второй вызвал бы вновь море шептавшихся за спинами голосов и осуждение. Именно поэтому безошибочным вариантом было бы позвать и товарища, и его сестру.

Продолжался разговор. Михаил приходил к мысли, что ему было тяжело отвлечься даже единой лишней мыслью от того, что говорила девушка, от того, как негромко смеялась и улыбалась, отчего в глазах плясали лучики.

Когда же подходило время следующего танца, Бестужеву словно в голову дарил алкоголь, которого он ещё даже не касался, и тогда, не сомневаясь ни секунды, спросил:

— Элен, вы сейчас свободны? Не откажете мне в дерзости пригласить вас на ещё один танец?

Нормы этикета Михаил пока ещё соблюдал. Это был бы всего лишь второй танец, никто не застыдит за это девушку. Но Бестужев понимал: в этот вечер он ходил практически по краю пропасти.